Анна. Фото: Алина Десятниченко
Меня зовут Анна, мне 47 лет, я из Краснодара. Моего сына зовут Иван, ему 25, и он гей.
Какой милый голубоглазый малыш смотрит на меня с фотографии в рамке на столе дома. Перевожу взгляд на телефон, открываю инстаграм сына. Красивый малыш превращается в прекрасного юношу. Уверенный взгляд, обворожительная улыбка и эти голубые, просто космические глаза. Это мой средний сын Иван.
Сейчас между нами нет секретов. Но было время, когда он мог рассказать мне о себе не всё.
Вернусь на восемь лет назад. Иван в то время снимал квартиру с другом и приходил часто ко мне в гости. И вот в очередной визит, когда мы с ним наболтались, напились чаю, насмеялись, уходя домой, Ваня подошел и сказал: «Мамуля, Максим (друг, с которым они снимали жильё) — мой парень».
Моя реакция была — дикий смех. Я знала, что он любит меня смешить, и приняла его слова как шутку. Но он серьёзно посмотрел на меня и сказал: «Мама, я гей!» Я продолжала смеяться, но уже каким-то придурковатым смехом. Помню, я обняла его сказала, что люблю. После этого мы сидели на кухне, и он мне рассказывал про свои переживания во время принятия своей ориентации. Как ему было одиноко, страшно в тот момент. Были мысли о суициде. Мы плакали. От мысли, что мой мальчик так страдал и что он переживал в тот момент, у меня просто разрывало грудь, сердце сжималось. Я теряла землю под ногами.
Не помню, сколько мы сидели обнявшись и в слезах. Я ему повторяла, что всё нормально, я принимаю его и люблю. Уже стоя в дверях, он обнял меня и сказал: «Пожалуйста, после того как я уйду, посмотри фильм «Молитвы за Бобби», обещай, что сейчас его посмотришь».
Конечно, я пообещала, и он ушел. И тут меня накрыло.
Я рыдала и не могла остановиться. Мне надо было поделиться, нужна была поддержка. Звоню своему мужчине — сейчас мы живем вместе, называем друг друга мужем и женой, а тогда жили раздельно. Рыдаю в трубку. Он недоумевал: «Успокойся и скажи мне, что случилось. У кого рак? Что ты рыдаешь?». А я в ответ нечленораздельно: «Ваня-я-я гей!». Реакция была просто вау: «Фух, ну, гей и гей! Я думал, кто-то умер. Перестань реветь, ничего страшного не происходит. Он жив-здоров».
Оставшись наедине с собой, я начала задаваться вопросами: «Почему? Что я делала не так?» Об этом, как я тут же узнала из интернета, задумываются все родители после каминг-аута ребёнка. Искать ответы я начала сразу. Узнала, что всё нормально, я не виновата, это природа. И среди животных есть гомосексуальные особи. Ещё я в тот день, как и обещала Ване, посмотрела фильм «Молитвы за Бобби». Прорыдала весь фильм.
Несколько дней меня прорывало потоком слез. Я повторяла себе, что моей вины нет. Всё хорошо, мой мальчик жив-здоров. Но я нуждалась в поддержке. Мне необходимо было поговорить с теми, кто понимает мои эмоции в такой новой для меня ситуации. Я нашла в интернете информацию о родительском клубе в Санкт-Петербурге. И одна мама оттуда, Марина, дала мне контакты такого же клуба в Краснодаре — по крайней мере, со слов Марины я поняла, что речь идет именно о таком объединении. Я с нетерпением ждала встречи с людьми, которые меня поддержат, которым можно выговориться, хотелось чувствовать, что я не одинока.
Но это оказался не родительский клуб, а группа ребят из ЛГБТ-сообщества. И всё равно, это была очень тёплая и душевная встреча. Именно она мне в тот момент и была нужна. Мы долго разговаривали, знакомились, рассказывали свои истории. Многих не поддерживали родители, некоторые не знали, как открыться и не держать в себе свою «страшную» тайну. Ребята стали приглашать меня на свои встречи, а я была только рада. Такая поддержка для меня много значила. Мне и самой хотелось как-то им помочь.
Я была готова тогда и готова сейчас к общению с родителями, которые остаются один на один со своими мыслями и переживаниями. Хочу поддерживать мам, которые не могут ни с кем поделиться тем, что они чувствуют. Увы, пока нет таких запросов со стороны родителей. Если бы в нашем городе был родительский клуб, как в Москве или Питере, было бы здорово. Надеюсь, что наши отцы и матери когда-нибудь объединятся. Мы с ребятами пробовали собрать настоящий родительский клуб, но, увы, не получилось. Так и не смогли найти тех, кто бы стал на него ходить. Поэтому со временем наши встречи сошли на нет, но я до сих пор общаюсь с ними в соцсетях.
В нашей семье все знают о том, что мой средний сын гей. Сестра мне сказала, чтобы я не переживала, «перерастёт». Я посмеялась и ответила, что если ей так легче, пусть думает в этом направлении.
Долго не говорила своей маме. Не знала, как это преподнести, чтобы не шокировать. Она человек уже в возрасте и с советским прошлым, могла бы и не принять такую новость, да и давление у неё скачет.
Все получилось само собой. Мы с мамой говорили про Ивана, и она поинтересовалась, есть ли у него девушка. Я сделала паузу и сказала: «Мама, у него и не будет девушки». Она у меня прозорливая старушка. Её вопрос был и ответом: «Ваня гей?» В тот момент я разревелась, но мама меня успокоила и сказала, что ровно относится к ЛГБТ-людям. И [артиста Сергея] Пенкина очень любит. Вы не представляете, насколько мне стало легче.
Оставался один человек — отец Вани. Мы с ним давно не вместе, почти не общаемся. Своеобразный он человек. Я боялась его реакции. Но месяц назад Иван позвонил мне радостный и сказал, что раскрыл свою тайну папе. Я замерла в ожидании рассказа. О, чудо! Отец не кричал, не впал в бешенство. Просто сказал: «Ну, гей так гей! Всё нормально, сынок».
Вот вам очередное доказательство того, что мы сами себя накручиваем, ожидая ответов, которых никто нам давать не собирается. Чтобы знать мнение человека, нужно не придумывать ответы самому, а разговаривать с ним. На это очень сложно решиться, но в конце концов понимаешь: это лучше, чем бояться что-то сказать или спросить.
Реакция подруг была в целом положительная. Никто не отвернулся от меня, наоборот, все старались поддержать. Только одна подруга задала неудобный вопрос: «А как они, интересно, сексом занимаются?». Я ей на это ответила: «Так же, как и все. Спроси своего сына, как он с невесткой занимается сексом. Неудобно? Ну так и не надо мамам думать, что их дети делают в постели». Больше у неё таких вопросов не было.
Естественно, людям, которые страдают гомофобией, я не рассказываю про сына. Они ещё не готовы принимать эту реальность, принимать то, что быть не таким, как все, — это нормально. Придёт время, и в нашем обществе изменится отношение к ЛГБТ-людям.
Всего у меня трое сыновей. Старшему почти тридцать, он уже женат. В мае у них с женой родилась дочь. Младшему — шестнадцать, он тоже моя гордость, поступил в монтажный техникум на бюджет, пишет музыку. У нас с мужем общий рекламный бизнес. Ещё мы изготавливаем изделия из дерева — есть заказчики по всей стране.
Иногда вместе ходим в гей-клуб. Я очень люблю танцевать, и атмосфера там замечательная, раскрепощённая. В этом месте каждый может быть самим собой. Ни осуждений, ни отторжений. Наблюдаю там за ребятами. Иногда удаётся поболтать то с девочками, то с парнями. Когда они узнают, что я мама гея, обнимают меня и благодарят за то, что я так поддерживаю сына. Мне очень печально, что многие из них не могут открыться своим родителям или, открывшись, не получают поддержки от самых родных людей.
Иван сейчас живёт в Москве. Совсем недавно открыл в себе талант коуча-ментора. Ему нравится работать с людьми, помогать им. Как он рассказывает, прорабатывая чужие страхи, блоки, установки, он помогает и себе. Словом, у него всё хорошо. Любимое дело, близкий человек. Я за него спокойна. Счастье детей — вот что важно для мамы. Любить, поддерживать, защищать, если придётся. Мы — лишь проводники своих детей в этот мир. Они должны сами пройти свой путь. А мама — звёздочка, которая светит и всегда в сердце ребёнка.
И вот я смотрю на малыша с фотографии на столе и говорю ему: «Не бойся ничего, моя любовь тебя оберегает. Иди смело по своему пути, я всегда с тобой».