Центр современного искусства «Типография» работает в Краснодаре уже шесть лет. За это время в городе появились местные художники, которые проводят выставки и мастер-классы, устанавливают свои скульптуры в парках и становятся известными по всему миру.
В «Типографии» находится Краснодарский самопровозглашённый институт современного искусства, основанный группировкой ЗИП в 2011 году. КИСИ работает над созданием художественной интеллектуальной среды в городе, сотрудничает с западными и московскими организациями и художниками, а также с региональными арт-сообществами в России.
Свободные Медиа пообщались с главным куратором «Типографии» Еленой Ищенко о работе центра и будущем современного искусства.
Елена Ищенко
Елена Ищенко — куратор и художественный критик. Со-основательница независимого журнала о современном искусстве России aroundart.org. Работала в музее современного искусства «Гараж» в Москве. Автор текстов о культуре и искусстве для изданий The Calvert Journal, Colta.ru, «Афиша», «Теории и практики» и других.
Елена занимается исследованием современного искусства, уделяя внимание самоорганизованным инициативам, развитию искусства за пределами Москвы и художественным сообществам.
Центр был основан в 2012 году. Что «Типография» смогла привнести в город за шесть лет, и чего она добилась?
Мне очень сложно судить, потому что я не видела этот город в 2012 году. Впервые была в Краснодаре в январе 2016 года. Но мне кажется, что когда появляется такое пространство — о нём неизменно начинают говорить. В общественном дискурсе появляются новые слова и термины, с которыми людям приходится сталкиваться, например, «современное искусство», «культурный центр», «художник».
И мне кажется, что само появление таких понятий — очень важно для развития общества. Хотя вообще я не думаю, что цель современного искусства — это изменение общества или города; скорее, это происходит параллельно и неизменно, потому что появляются новые возможности для развития, реализации, для знания.
В городе есть люди, которым современное искусство может быть потенциально интересно, но они могут не знать об этом. Поэтому, когда появляется проект вроде «Типографии», то и у людей появляется возможность реализовать свой потенциал, узнать что-то новое, сделать что-то на этой площадке. Появляется мысль, что ты можешь не просто учиться в художественно-промышленной академии и потом расписывать рестораны, а быть современным художником. Через такие сообщества и развивается в целом общество, город и страна.
Сформировалась ли аудитория центра за такое количество времени?
Для меня это очень большой вопрос. Сейчас, в январе, я писала стратегию развития «Типографии», как я себе её представляю. Я пыталась отталкиваться от того, кого я считаю целевой аудиторией. Если говорить о круге лиц, которые сюда постоянно ходят — то да, какая-то аудитория сформировалась. Это в первую очередь художественное сообщество, которое развивается во многом благодаря «Типографии». Здесь они могут посмотреть кино или послушать лекции, которые в другом месте не увидят и не услышат. Но, в целом, аудитория, конечно, шире, и хочется её ещё расширить, потому что есть ощущение, что о центре многие просто не знают. Хотя иногда к нам приходит не только креативный класс, но и студенты, школьники, пенсионеры.
Для меня очень важным является узкая специфичная аудитория, которая представляла бы себе «Типографию» как платформу, где они тоже могут что-то делать. Ну, например, ты приходишь сюда и говоришь: «О, как здесь круто. Я тоже хочу здесь показывать кино или хочу прочитать лекцию. Думаю, вашей аудитории будет интересно». Я хочу, чтобы здесь было больше вот именно таких людей, таких пересечений. Чтобы люди воспринимали это пространство не просто как место, где производятся какие-то события, но и место, где производится некое знание. И в производстве которого мы можем участвовать все вместе. Эту аудиторию я могу считать ключевой. Она пока не сформирована. Есть отдельные группы людей, но это все не вырастает в систематическое взаимодействие.
Или, например, у нас есть киноклуб с Олегом Панаэтовым, но он никак не взаимодействует с другими вещами, которые проходят на площадке — идёт выставка, не идёт, есть КИСИ, нет КИСИ. Он просто показывает кино для своих студентов. И мне вот эта ситуация очень не нравится, потому что хочется, чтобы это всё интегрировалось.
Потому что взаимодействие может породить гораздо больше интересных вопросов, точек зрения, дискурсов, проектов, и сможет развивать не только эту площадку, но и в целом город, себя лично. Так что целевая аудитория пока только нащупывается. Я бы очень хотела, чтобы в этом году в каждом проекте мы думали и представляли себе именно такую аудиторию.
Есть информация, что ваш арендодатель издательство «Советская Кубань» не всегда радо тому, что вы делаете. Это правда?
«Советская Кубань» до сих пор продолжает существовать как типография, здесь есть какие-то производственные мощности. Тут какая-то сложная форма собственности, и я бы не хотела в это углубляться. Но «эффективный менеджмент» добрался и сюда, поэтому, кажется, самое главное — сдать площадку тем, кто будет регулярно платить и с кем не будет особых проблем — ресторан «La Villa», хостел, столовая. И мы в этом смысле являемся точно таким же арендатором, как и все остальные. Я не думаю, что от нас больше проблем, чем от любого другого арендатора. Им просто важно, чтобы мы вовремя платили деньги и соблюдали правила пожарной безопасности. Ну и нам это тоже важно.
Недовольств по поводу выставок нет?
С их стороны нет. Мне кажется, им не так важно, что происходит внутри центра. Но однажды на занятиях в детской арт-школе мы нарисовали граффити во дворе, уже поверх существующих граффити, и нас попросили его закрасить. Им хочется, чтобы во дворе было чистенько. А то что здесь внутри происходит — неважно.
Не страшно сидеть на аренде?
У нас есть долгосрочные договоры. Это договор на год, который всё время продлевается. Искать новых арендаторов невыгодно.
Но какие могут быть альтернативы для нас? Государство даст площадку? Это ещё страшнее. Потому что государство будет приходить и каждую завитушку на твоей работе смотреть.
Очень важно, что центр остаётся с частным финансированием. Мы не получаем ни копейки из городского бюджета. Это очень важно. Потому что как только возникает какое-то соприкосновение с государством — возникает волна критики со стороны, например, новых коммунистов. Которые, конечно же, коммунистами не являются. Критика от движения «Суть времени», центра «Э» [центра по противодействию экстремизму МВД России — прим. ред.] и других организаций.
В 2015 году здесь была выставка коллекции Николая Мороза, основателя «Типографии». Её курировала Алиса Савицкая, которая также является куратором филиала государственного центра современного искусства в Нижнем Новгороде. И почему-то из-за этой связи появилось мнение, что выставка сделана на государственные деньги. Хотя за всё платил Николай Мороз. При этом на выставку пришли сотрудники каких-то организаций, думая, что здесь экстремизм или пропаганда наркотиков.
История повторилась, когда начался проект по установке городской скульптуры. Мы везде подчёркиваем, что это было сделано по предложению мэра города, но не на госбюджет. Это деньги частного инвестора. Правительство здесь выступило медиатором. Но проект вызвал такое количество комментариев в интернете… Какой-то коммунист Александр Сафронов столько топиков создал, даже видео записывал. То есть люди тратят деньги, чтобы записать видео о том, что «Типография» — рассадник ложных западных ценностей и направлена против семьи.
Полицейская история с альманахом «Moloko plus» — первая в жизни «Типографии»?
Нет, в 2015 году была история с «МедиаУдаром» — фестивалем активистского искусства. Собственно, он должен был пройти в «Типографии». Но начались звонки и письма из ФСБ с требованием запретить его проведение. Приходили полицейские и следили, не проходит ли тут что-то. В итоге было решено перенести фестиваль на другие площадки, на какие-то частные квартиры. Это была вынужденная мера, конечно. Ты ставишь под угрозу существование площадки и ставишь под угрозу всех людей, которые придут на этот фестиваль.
Что «Типография» никогда не сделает?
Выставку Никоса Сафронова. Нам иногда приходят такие письма: «Мы бы хотели арендовать у вас площадку для выставки «Ожившие полотна великих мастеров». И мы им отвечаем: «Можете снять выставочный зал на 2 недели за 700 тысяч рублей». Мы понимаем, что это не наше мероприятие. Но эти деньги, полученные за 2 недели, смогут дать нам возможность сделать проекты, о которых мы мечтаем. Но как правило, никто не соглашается на такую сумму, так что эти выставки проходят не в «Типографии».
Может ли современное искусство окупаться? Или это изначально затея, которая несёт только расходы?
Сложный вопрос. Что такое окупаемость? Если говорить о какой-то сфере, которая производит осязаемые товары и услуги, то это можно легко посчитать. Но в контексте центра современного искусства это посчитать очень сложно. Нам платят деньги за проведение мероприятий, это приносит какие-то деньги, но можно ли сказать, что это окупаемость именно искусства? Наверное, нет. Или ты ищешь деньги у фондов, чтобы организовать какой-то проект. Или патроны делают взносы, чтобы заплатить за аренду пространства и коммунальные платежи. Но мне кажется, что это всё не про окупаемость искусства. Это попытки найти деньги, искусством заниматься. И мне кажется, что культура в принципе не может быть окупаемой, если это не голливудский фильм или популярная музыка.
Скульптура «Draped Data» в Чистяковской роще — это начало творческого обогащения города или разовая акция?
Этот проект, который инициировала мэрия Краснодара — установка скульптур современных авторов в парках города. Как я понимаю, здесь есть желание выделиться на фоне довольно одинаковых парков, которые появляются по всей России благодаря программе «Комфортная среда». Для нас это очень большая возможность показать современное искусство более широкому кругу людей.
Нам было важно, что работы будут сделаны именно краснодарскими скульпторами. Важно было показать, что художники, которые могут сделать нечто подобное, есть не только в Москве. И этот объект действительно хорошо сделан. Будут ещё две скульптуры, над которыми сейчас работают. В Вишняковском сквере и ещё одна в конце пешеходной зоны вдоль реки Кубани в ЮМР.
Очень сложно было найти подрядчика, который смог бы за это взяться и сделать. «Draped Data» состоит из тысячи пластин, которые вручную отшлифованы, каждая вручную сварена с другими. Сложно представить, что такая штука может стоить полтора миллиона рублей, но это дорогой материал и невероятная, очень большая работа.
Вы с главным архитектором Краснодара Натальей Машталир общаетесь?
Раньше в «Типографии» был директор Олег Сафронов, который проработал всего год, и он до сих пор занимается проектом установки скульптур. Он регулярно встречается с Натальей. Там куча регламентов, и нельзя просто так поставить скульптуру — нужно бетонное основание. Кажется, что скульптура стоит на земле, но на самом деле под землей лежит бетонная плита.
Как в Краснодаре вообще обстоят дела с современным искусством?
Наверное нормально, по сравнению с кучей городов, где его просто нет. Конечно, мне кажется, что могло быть и лучше. Важно сказать, что здесь достаточно много художников. Также много художников, которые начинали в Краснодаре и сейчас уехали. Эти художники видны, слышны, они реализуются. И они создают важные проекты на российском и на мировом уровне.
Например, та же самая группировка ЗИП или группа Recycle. Не могу сказать, что я обожаю то, что делают Recycle, но это, безусловно, важное явление в современном искусстве.
Из новых художников — Лена Колесникова, которая училась в КИСИ, а до этого закончила МАРХИ. Сейчас стала активно делать работы, участвовать в выставках.
Или, к примеру, Алина Десятниченко. Она фотограф, но начинает мыслить категориями искусства. Художественными методами, а не просто снимать фоторепортажи. Алина использует фотографию как инструмент, чтобы рассказать что-то ещё, и у неё это очень круто получается. Сейчас в КИСИ тоже учатся фотографы, которые начинают работать с современным искусством, — Яна Васильева, Юля Шафаростова.
Художников много, но мне не хватает дискуссий вокруг этого. Появляется много интересных работ, но они никак не оцениваются. Здесь нет критиков вообще, нет кураторов.
Поэтому одной из задач «Типографии» на этот год я поставила поиск людей, которые могли бы создавать дискурс вокруг современного искусства. Художнику важно разговаривать со зрителем, читать отзывы, а не просто читать книжки по современной философии.
Куда, кроме «Типографии», необходимо сходить в Краснодаре?
Есть эпизодические проекты, например, группа «КЮС», которая занимается уличным искусством, сделала галерею «Вершина культуры» на самом верху Шуховской башни. До этого они делали проект «Особняк культуры», они нашли какое-то место полузаброшенное, и там сделали выставку. Есть квартирная галерея EMME Тины Васяниной, которая говорит про феминизм.
Эльдар Ганеев делал выставки в баре «13 Rules» на Красноармейской. Есть также галереи, которые занимаются салонным искусством. Например, галерея Лариных, которые очень последовательно выставляют живопись, или галерея «Лестница» Марины Тевзадзе.
Сейчас появилась новая галерея «Доротея» коллекционера Артура Григоряна. Но почти всё, что они показывают — это живопись и салонное искусство, которое существует, чтобы повесить это у себя в квартире.
Что интересного ждать от «Типографии» в ближайшее время?
22 февраля в «Типографии» открывается выставка студентов КИСИ. А КИСИ — это основная образовательная деятельность «Типографии» сегодня. В Краснодаре есть три-четыре учреждения, которые выпускают художников, которые работают в классических традиционных техниках. Они могут делать классную живопись, гравюры, а потом могут прийти в КИСИ и переосмыслить полученные умения в контексте современных актуальных практик.
Ещё мы продолжаем работать над проектом «Лига низкорослых (людей)», который стартовал выставкой Артура Жмиевского «Реализм» — фильмом, посвященным мужчинам, которые получили инвалидность во время Чеченской войны.
В основе «Лиги» — история Петра Волынского и первого в СССР террориста (есть история, что он взорвал автобус и в итоге был осуждён к пожизненному принудительному лечению и был кастрирован). В своих тетрадях он описал «Лигу низкорослых людей», которые должны объединится и бороться с теми, кто выше — по росту и по званию.
С этой противоречивой и очень спорной истории начинается наш проект, который посвящён инвалидности, интеграции людей с инвалидностью в общество, и в первую очередь заботе. Как мы можем заботиться, как мы можем сами принимать заботу и как рассматривать отношения между людьми как со-зависимые.
В мае мы устроим исследовательский съезд, будет серия открытых лекций и воркшопы для музейных сотрудников и различные художественные события — перформансы и акции в городе. Мы хотим повзаимодействовать с самим Краснодаром, с его средой и с теми учреждениями системы инвалидизации, которые здесь есть и вроде дома культуры всероссийского общества слепых.
Пространство, в котором сейчас живут люди с инвалидностью в России, досталось в наследство от Советского Союза, а Советский Союз был настроен на исключение людей с инвалидностью из общества, а не на интеграцию. Ну, например, заводы, где работают только глухие. Мы хотим показать, что опыт людей с инвалидностью ценен и важен.
Ещё одной частью этого проекта станет сад, который мы хотим сделать вместе с рабочей группой (её участником мы будем выбирать через open call). Мы хотим посадить его в Музыкальном районе. Там есть такое место, где стоит фундамент дома с парой стен, огороженный забором. Большой пустырь, где должен был быть дом, но теперь стоит его остов с грунтовыми водами. На этом пустыре люди жарят шашлык, там гуляют — и мы подумали, что это суперстранное, неприятное место — лучшее место для сада, который иначе бы здесь никогда не появился.
Итогом «Лиги» станет выставка, она откроется в сентябре.