Пятого мая в Краснодаре прошла протестная акция «Он нам не царь» против нового президентского срока Владимира Путина. Завершилась она массовыми задержаниями. По данным «ОВД-инфо», в краснодарские отделения полиции попали 64 человека. Несовершеннолетние были отпущены, а остальные провели ночь в отделениях. Несколько задержанных сообщили об унижениях и избиениях со стороны сотрудников правоохранительных органов. Свободным Медиа стало известно о четырех случаях применения пыток в отделе полиции на Октябрьской. Двое из потерпевших согласились рассказать, что с ними произошло в этот день.

Дмитрий, 21 год. Работает в IT-сфере

Политикой я заинтересовался в 2016 году, когда посмотрел первые расследования Навального на YouTube. Первый раз пошел на митинг 26 марта в Москве. Увидел, как много вокруг близких мне по духу людей, после чего понял, что если напоминать власти, что гражданское общество — не пустой звук, то у нашей страны будет шанс измениться к лучшему. После этого ходил на все протестные акции, объявленные Навальным. Зимой окончил учёбу в московском вузе и вернулся в родные края. В Краснодаре перед митингом 28 числа твердо решил, что обязательно пойду на него даже к черту на кулички, а если никто не придет, буду стоять один и махать флажком.

Я не разделяю митинги на согласованные и несогласованные, запрещенные или какие-то еще. Я точно знаю, что мои права на мирные собрания без оружия обеспечены 31 статьей Конституции. Поэтому пошел и на этот митинг. Кто-то же должен отстаивать свои права и права сограждан, формировать гражданское общество, предавать огласке проблемы со свободой слова и говорить о судьбах политзаключенных.

Задержали меня около краевой администрации. Случилась провокация, ОМОН начал выталкивать людей с площади. Сотрудники в гражданском стали вытягивать и крутить протестующих по одному. Я увидел, что передо мной хотят схватить и закрутить парня, тогда я схватил его за подмышки и потащил на себя. ОМОН навалился на нас всех и повалил на землю. Я был в самом низу, а надо мной пять-шесть человек. Чувствовал, что наверху происходит жесткое месиво. Даже не мог пошевелиться, так как был завален телами.

Затем меня схватили и пытались выдернуть, но моя нога застряла между двух тел. Я кричал, чтобы мне дали вытащить ногу, но меня не послушали, а дернули со всей силы, что с ноги аж слетел кроссовок. Так я без него и ходил до самого конца. Дальше меня затолкали в автозак и повезли в УМВД на Октябрьскую.

Полицейские согнали нас всех в закуток и молча стояли смотрели на нас почти всей дежурной частью, на вопросы не отвечали. Кого не спросишь: «За что вы так?», — все, как один, отвечают: «Я тут ни при чем, я вас не задерживал, мне на вас всё равно, это не мое дело». А чьё тогда?

Потом подошли старшие офицеры и стали требовать у всех паспорта. Люди начали задавать вопросы: «С какой стати? На каком основании? Вы понимаете, что творите произвол?». И тут подключились сотрудники в гражданском. Мы все толком так и не поняли, кто они такие. Никто нам не представился. Судя по рапортам, это были опера. Они отобрали отдельных людей и увели их наверх: кого-то на третий, кого-то на четвёртый этаж.

 

 

Очередь дошла и до меня. Пока шел по коридору четвёртого этажа, уже слышал доносящиеся из кабинетов крики, речь задержанных и мат сотрудников без формы, которые ходили от кабинета к кабинету, будто друг другу в гости. Один из них завел меня в кабинет, забрал телефон, паспорт и начал задавать провокационные вопросы: «Что, власть не нравится? Против Путина? Революцию хочешь? Родители в курсе? Как их зовут? Где живут?». На все вопросы я брал 51 статью Конституции.

Он попытался разблокировать мой телефон: спрашивал пароль, подносил мой палец к сканеру. Но у него ничего не получилось. Затем подошел второй сотрудник и начал спрашивать и делать то же самое. Когда в кабинете уже было четыре человека, они поняли, что ничего не добьются. Отдали меня двум другим. Те были намного более дерзкие, открыто матерились, вели себя абсолютно бесцеремонно, задавали еще более провокационные вопросы.

Потом мы с ними спустились в дежурную часть на первом этаже и начали оформлять административные протоколы. Сначала все опера писали рапорты на вверенных им задержанных. Сами они были настолько глупы, что самостоятельно и двух слов на бумаге сложить не могли, поэтому кто-то из старших написал образец рапорта, и тот ходил по рукам. Все фоткали и переписывали его слово в слово, вплоть до орфографических и синтаксических ошибок, как целый класс двоечников на диктанте по русскому языку.

И тут они спохватились, что меня нужно освидетельствовать, повезли в травмпункт. Не помню точный адрес, но он был относительно рядом. Там зафиксировали полученные мной при задержании повреждения. Затем мы вернулись в дежурку.

При составлении протокола по 19.3 КоАП (Неповиновение сотруднику полиции — прим. ред.), в графе, касающейся подсудности, сказали поставить подпись напротив пустой строчки. Когда я спросил, почему там ничего не написано, на меня тут же вывалился шквал мата. Кричали, что мое дело подпись поставить, а не вопросы задавать, на что я настойчиво продолжал просить разъяснить мне, что там должно быть написано и почему они оставляют строку пустой. После этого опер скрутил мне ухо, наступил на ногу без ботинка, начал угрожать, говорить, что если я не хочу по-хорошему, то будет по-плохому. Но я все равно отказался.

Потом он в компании еще нескольких сотрудников повел меня снова наверх в кабинет. Он затолкнул меня в него, толчком посадил на скамью и сразу со всей силы нанес наотмашь удар открытой ладонью по лицу, после чего, матерясь, спросил: «Ты тут самый умный что ли?». Нанес по голове еще три-четыре удара таким же способом, спрашивая и говоря что-то.

Я сосредоточился на том, чтобы никак не реагировать на слова и боль, и сохранял спокойный невозмутимый вид. Тогда кто-то произнес «его надо на карусели прокатить». Меня подняли со скамьи, двое сотрудников начали тянуть за руки в разные стороны и поочередно наносить удары ногами по моим ногам.

После десяти-пятнадцати ударов я по-прежнему молчал и никак не реагировал. Кто-то из них сказал: «Ну что, петь будешь?»

Тогда я подумал, что это у них такие правила игры, и решил всё-таки покричать, раз им хочется этого. Они прекратили пытки и бивший меня по голове спросил: «Ну что, будешь подписывать?». Я сказал «да» и подписал.

Дальше он написал бумажку, что за ссадины, полученные при задержании, я претензий к сотрудникам не имею. Я пытался вчитаться в текст, прежде чем ставить подпись, но он постоянно мешал и давил на меня. Не понимаю, как ему не пришло в голову, что после такого лупцевания у меня будут гематомы на пол-бедра уже после того, как он меня свозил на освидетельствование.

Меня снова отвели назад в дежурную часть на первый этаж. Ближе к 9 вечера приехал адвокат Михаил Беньяш, и почти все сотрудники, внезапно, стали как шелковые, перестали материться, множество оперов без формы вообще ушли. Некоторых, человека 3-4, отпустили по явке до суда 10 мая, а меня вместе с большей частью оставшихся оформили в КПЗ. Очутился там первый раз — ощущения незабываемые. Всю ночь было плохо: кружилась и сильно болела голова, тошнило, бедра горели огнем от боли. Пытался спать на лавочке шириной с моё предплечье.

Почему били именно меня? Я думаю, до этого дошло чисто случайно из-за садистских наклонностей сотрудников. Когда им уже очень хотелось домой, до прихода адвоката большинство просто перестало держать себя в хоть каких-то рамках приличия.

Утром я толком не мог ходить, еле вставал и еле садился. Мне откатали пальцы, упаковали в газель с другими задержанными и повезли в Ленинский суд. Первых слушаний ждали аж до часу. Когда меня завели в суд, я был одним из первых, кто встретил в коридоре адвоката Алексея Викторовича Аванесяна. Сказал ему, что меня били. Он даже секунды на раздумья не потратил, достал телефон, начал все фиксировать, снимать фотки, записывать видео с моими краткими пояснениями, постить в Facebook — в общем, всячески предавать гласности. Огромное, просто огромное ему спасибо. Если бы не эти рыцари ручки и бумаги, тратящие свое время и силы, не получая взамен никаких денег, я не знаю, как бы мы все побитые и несправедливо осужденные справлялись.

Когда судья объявил срок ареста — 2 суток, мы с адвокатом сразу напряглись. Всем перед нами давали по суткам, а мне на одни больше. Думали, что сделано было для того, чтобы ещё сутки меня помордовать, попрессовать и развести на отказ от претензий. От того и были готовы к худшему. Он сказал ни с кем из полиции в спецприёмнике не разговаривать. Если будут давить или бить — молчать и держаться до последнего, вести себя как животное — обмякнуть и не реагировать на слова и удары. Видимо, то ли судья занервничал во время объявления приговора, то ли просто перепутал, но когда получили судебный протокол (я не знаю точное название документа) и распечатали его, там были одни сутки.

Когда срок ареста уже подходил к концу, около 9 вечера, мы приехали в ИВС. Алексей был уже там и ждал нас. Поговорил с другими ребятами, попросившим дал свой номер. Посмотрел на мою босую ногу. Спросил, где кроссовок. Я сказал, что слетел при задержании. Он усмехнулся, сходил к машине и дал свою запасную пару обуви. Сразу же мы пошли в отделение писать заявление.

Что буду делать дальше? Да всё то же самое, участвовать в мирных акциях, помогать работе штаба, поднимать проблемы, которые затрагивают людей, живущих в крае. То, что меня избили — не повод отступать от своих убеждений и давать слабину. Эти люди боятся огласки, они сильны только в тени, когда никто не говорит об их поступках. Как только их беспредел предается массовой огласке, как только возбуждаются против них дела, они сразу теряют весь свой гонор.

Константин, 24 года. Служит в храме

В Краснодар я приехал недавно, до этого учился в Москве на теолога. Теперь работаю в одном из храмов. Я не скажу, что очень сильно интересуюсь самой политикой, но мы живём в такое время, что политика проникает во все аспекты нашей жизни. Из-за этого я не вижу возможности оставаться равнодушным, когда вокруг меня царит хаос и несправедливость властей. Я не принимал участия в организации митингов и протестов, но я посещал их, в основном, последний год, тем самым выражая свою гражданскую позицию.

Перед посещением этого митинга во мне были сомнения из-за того, что он был несанкционированный и не нёс в себе чётких целей. Но я всё-таки решил присутствовать там. Я спросил себя: «А кто, если не я?». Я не являюсь прямым сторонником Навального, но те вещи, которые он говорит о жизни в нашей стране, мне бесконечно близки. В России огромное количество проблем, о которых стоит говорить, и Навальный является одной из тех медийных личностей, которая выносит эти проблемы на общее обозрение.

 

 

После разгона протестующих полицией мы с девушкой стояли на перекрёстке Красной и Гимназической, в стороне от толпы и полицейских. В это самое время возле меня двое мужчин в гражданской одежде вели молодого парня, заламывая ему руки. Я попытался у них узнать, куда они его ведут, но сзади на меня тут же набросились люди в гражданском, оттолкнув девушку, и повели в автозак. Примерно в 4 часа дня меня и других задержанных привезли в УВД и оставили ждать в коридоре.

Какое-то время спустя те же люди в гражданском взяли четырёх человек и повели в неизвестном направлении. Потом увели несовершеннолетних, а нас, человек 12, завели в комнату для допроса, где было человек 30 полицейских и лиц в гражданском. В помещении было невероятно душно, не разрешали сесть, или воспользоваться телефоном. Меня сразу окружили пятеро человек и начался допрос. На меня кричали, давили, толкали, угрожали посадить как минимум на 15 суток.

Говорили, что я преступник и должен понести наказание, угрожали физической расправой, всячески унижали и оскорбляли.

Это всё продолжалось где-то до девяти вечера, именно в это время на меня составили протокол. На протяжении этих пяти часов происходил настоящий ад и хаос. Через часа два привели одного из парней и тоже начали допрашивать. Он молча стоял, а потом упал в обморок, из головы потекла кровь. Никто из полицейских ему не помог, над ним только смеялись и брызгали на него водой. Только после того, как зашёл начальник, вызвали скорую, открыли окно и вывели половину людей.

Ещё был случай, как в этой же комнате человека заставили снять рубашку. Его вещи бросили на пол, а самого парня прижали к стене два мужика в гражданском, при этом нанося ему удары. Я запомнил далеко не всех людей, которые издевались над задержанными, их было много, они сменяли друг друга и никак не представлялись. Уже ночью, часов в 12, нас посадили в какой-то клоповник, где было жутко холодно, воняло, и скамейки там были сантиметров десять-пятнадцать, на которых невозможно было спать. Нас ничем не кормили, только кто-то из волонтёров принёс нам воду и печенье — это был единственный раз, когда мы ели за двое суток.